PROSECUTORIAL SUPERVISION IN THE FIELD OF OPERATIONAL-INVESTIGATIVE ACTIVITIES: EXPANSION OF LAW ENFORCEMENT BOUNDARIES
Abstract and keywords
Abstract (English):
The article deals with the provisions established by the legislator on the limits of prosecutorial supervision in the field of operational-investigative activities, in particular, a critical analysis of the Federal law “About operational-investigative activities”. According to this law, information on persons providing assistance to bodies realizing operational-investigative activities on a confidential basis shall be submitted to prosecutors only with their written consent (except in cases requiring criminal prosecution). It is specified that in operational-investigative practice there are facts when the persons, providing assistance because of personal interest, distort motives and circumstances of a crime. This leads to inappropriate operational investigative measures and examinations, entails a waste of time, effort and money, and sometimes non-disclosure of the crime. In this regard, it is proposed to expand the rights of authorized prosecutors in terms of information requirement about the identity of the confidant without his consent (if it is objectively necessary).

Keywords:
prosecutorial supervision, operational-investigative activity, operational-inves- tigative decision, operational-investigative practices, confidant, law, tacit cooperation, operational-investigative activity, information, crime
Text
Publication text (PDF): Read Download

Право при всей исторической предопределенности является основанной на имею- щемся представлении о наблюдаемой действительности доктриной момента, результа- том формально признанной договоренности о формах рационального сосуществования людей в обществе [1, с. 126]. Действующее законодательство России - результат серьез- ных исследований на протяжении многих лет. При его применении незыблемым остается постулат о том, что критерием истины является практика. Данный постулат полностью применим к действующему или любому проектируемому законодательству. Подтвержде- нием тому является динамика внесений изменений и дополнений в федеральные законы «Об оперативно-розыскной деятельности» и «О прокуратуре Российской Федерации». В данном ракурсе представляется необходимым проанализировать нормативные предписания, регламентирующие пределы прокурорского надзора в сфере оперативно- розыскной деятельности (ОРД). Такого рода исследования проводили К. К. Горяи- нов, С. И. Захарцев, Ю. Ю. Игнащенков, А. Ф. Козусев, В. Ф. Луговик, С. М. Лугович, А. Г. Маркушин, В. С. Овчинский, И. Т. Махмудов, В. М. Пашин, И. Л. Петрухин, Б. Г. Розов- ский, В. П. Сальников, Г. К. Синилов, А. Г. Халиулин и др. К сожалению, единой концеп- ции, направленной на совершенствование надзорной деятельности уполномоченных прокуроров в указанном аспекте, так и не было выработано. Наиболее дискуссионным остается подход к применению положений ч. 3 ст. 21 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», согласно которому сведе- ния о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также о лицах, оказывающих содействие этим органам на конфиденциальной основе, представ- ляются соответствующим прокурорам только с письменного согласия перечисленных лиц, за исключением случаев, требующих их привлечения к уголовной ответственно- сти. От оценки предписаний данной нормы зависит общий потенциал результативности практики прокурорского надзора в оперативно-розыскном процессе. Институт конфиденциального сотрудничества, пройдя путь развития от глубоко се- кретного агентурного метода [2, c. 124] до действенного инструмента сопровождения оперативно-розыскных и процессуальных мероприятий, играет одну из ведущих ролей в предупреждении и раскрытии преступлений. В силу своей специфики он находится вне пределов прокурорского надзора. При этом данный институт неминуемо с таким над- зором соприкасается, попадает в поле зрения уполномоченных прокуроров, поскольку лежит в основе принятия множества оперативно-розыскных решений, обогащает уго- ловно-процессуальное расследование сведениями доказательственного характера. Право граждан участвовать в подготовке и проведении оперативно-розыскных меро- приятий с сохранением конфиденциальности закреплено на законодательном уровне (ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятель- ности»). По своей логической основе информация, полученная в процессе проведения оперативно-розыскного мероприятия, имеет ту же природу, что и показания свидете- лей. А оценка объективности показаний свидетеля во многом зависит от уяснения его личности: психического и физического здоровья, способности правильно воспринимать, запоминать и воспроизводить полученную информацию, от устойчивости к внешним негативным воздействиям. Оценка же свидетеля по этим параметрам обычно возника- ет при несоответствии его показаний общей картине совершенного преступления. Она необходима и тогда, когда показания свидетеля являются единственным источником путей поиска неустановленного преступника, так как ошибка в определении направле- ния расследования может привести к нераскрытию преступления. ВЕКТОР УПРАВЛЕНИЯ 49 В полной мере изложенное относится к оценке информации, полученной от негласно- го источника, если эти сведения принимаются за ключ к дальнейшему расследованию. В силу этого в определенных случаях правоприменительной практики требуется ана- лиз личности конфидента. Следовательно, нуждаются в пересмотре и установленные законодателем предписания, ограничивающие представление уполномоченным про- курорам сведений о лицах, оказывающих содействие, двумя условиями: письменным согласием таких лиц либо совершением ими преступления. Например, конфидент А. в деталях предоставил оперативному работнику сведения о подготовке и совершении убийства неким М. гражданина Т. Полученная информация в некоторой части нашла подтверждение. Действительно М. по данным контроля те- лефона находился в месте, где позднее обнаружен труп Т. В самом деле, между М. и Т. были сложные отношения. Однако у М. не было найдено орудие преступления, не обнаружены его отпечатки пальцев, отсутствовали на нем и его вещах следы крови. При этом в прокуратуре незадолго до убийства рассматривались материалы конфликта между М. и его партнерами (в том числе конфиденциальным источником информации А.) из-за распределения прибыли в совместной бизнес-структуре. Позднее А. отказы- вался давать показания, быть свидетелем. В такой ситуации у прокурора объективно возникли сомнения в причастности М. к убийству Т., а также в достаточном количестве версий совершения преступления, определении круга подозреваемых лиц, верности заданных направлений раскрытия преступления. В ходе расследования выяснилось, что убил Т. именно А., который для направления следствия по ложному пути предложил себя в качестве конфидента. Случай отнюдь не единичный. В оперативно-розыскной практике имеют место факты, когда лица, оказывающие содействие оперативно-розыскным органам на конфиденци- альной основе, из-за личной заинтересованности искажают мотивы и обстоятельства преступления, в ложном свете представляют роль в его совершении разрабатываемых лиц. Закономерно, что это негативно влияет на квалификацию содеянного, приводит к проведению нецелесообразных оперативно-розыскных мероприятий, следственных действий и экспертиз, влечет за собой бесполезную трату времени, сил и средств. В связи с этим конструктивной видится позиция законодателя, который запрещает кон- фидентам предоставлять оперативно-розыскным органам заведомо ложную информа- цию (ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности»). В закрепленном правоограничении прослеживается стремление пре- сечь вероятные оговоры и близкие с ними формы недобросовестного отношения к сво- им обязанностям, упредить неэффективную работу органов, осуществляющих опера- тивно-розыскную деятельность. В то же время указанное нормативное предписание остается недоработанным, имеет больше рамочный характер, поскольку не содержит четкой привязки к механизмам реализации юридической ответственности. В открытых источниках отмечается, что предоставление заведомо ложной информации агентом является разновидностью фальсификации информации. В данном случае заведо- мая ложность сведений означает следующее: агент сознает, что сообщает оперативнику информацию, которая полностью или частично не соответствует действительности, пред- видит, что своим сообщением вводит в заблуждение оперативно-розыскной орган (опера- тивника), и желает таким образом ввести его в заблуждение. Сообщение агентом опера- тивнику информации (в любой форме), в которой изложены заведомо ложные сведения о совершении кем-либо преступления, следует квалифицировать как заведомо ложный до- нос, а лицо, совершившее это преступление, подлежит уголовной ответственности (ст. 306 УК РФ). Кроме того, если агент, участвуя в осуществлении оперативно-розыскного мероприя- тия, мог получить достоверные сведения о готовящемся или совершенном преступлении, однако по той или иной причине умышленно скрыл их от оперативника, поведение аген- та может послужить основанием не только для прекращения с ним сотрудничества, но и для привлечения его при определенных обстоятельствах к уголовной ответственности по ст. 316 УК РФ за укрывательство преступления [3]. В контексте приведенных доводов и рассуждений нам импонирует позиция авторов, согласно которой содействие лиц должно соответствовать практической целесообразно- сти, поэтому принципиально важно, чтобы оперативно-розыскные органы решали стоящие перед ними задачи, предусмотренные Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности», при помощи содействующих им лиц, а не наоборот [4, с. 221]. Такой подход удачно ставит акценты на роли конфидентов в борьбе с преступностью, коррелирует с их представлениями о законности оперативно-розыскной деятельности, соблюдение которой охватывается прокурорским надзором. Следует отметить, что в западных странах организация прокурорского надзора за использованием секретных агентов в системе противодействия преступности имеют как схожий, так и диаметрально противоположный характер. Например, в Великобритании полицейский организует работу с лицами, оказывающими конфиденциальное содей- ствие, по личному усмотрению и не отчитывается ни перед кем об их использовании. Возможность независимого планирования, организации работы и самостоятельного использования конфидентов при проведении оперативно-розыскных мероприятий служит важнейшим гарантом невмешательства в деятельность сотрудника оператив- ного подразделения. В США решение о привлечении секретных агентов к выполнению заданий полиции принимает руководитель соответствующего полицейского органа, а также начальник уголовной полиции или его заместитель. Вопрос о необходимости ис- пользования при проведении секретной операции секретного оперативного сотрудника согласовывается с прокуратурой [1, с. 62]. В ряде зарубежных стран в уголовном процессе, констатирует А. Н. Халиков, широко используются сведения, получаемые через осведомителей или агентурный аппарат, в том числе для доказывания при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел. Однако такой опыт пока не может быть широко применен в России в силу сложив- шегося менталитета, следственной и судебной практики. Агентурная работа в России носит больше информационный, а не доказательственный характер [5, с. 289]. Тезис авторитетного исследователя со столь категоричной тональностью небезос- нователен. Конфиденциальное сотрудничество в оперативно-розыскной деятельности, несмотря на его высокую социальную значимость и во многих ситуациях эффективность, не панацея в борьбе с преступностью. Полученная в процессе его осуществления ин- формация далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым к доказатель- ствам. Абсолютная закрытость, в свою очередь, закономерно порождает сомнения в достоверности сведений, обусловливает необходимость их проверки наряду с иными доказательствами. На наш взгляд, агентурный метод сегодня - это уже во многом «секрет Полишине- ля», требующий адекватной коррекции его использования с учетом развития правовых механизмов противодействия современному криминалу. В связи с этим российскому законодателю, руководствуясь интересами осуществления эффективной борьбы с пре- ступностью и ее организованными проявлениями, небесполезно принять во внимание опыт стран Запада, а также правоприменительную практику некоторых стран СНГ. Например, Украина с принятием в 2012 г. нового Уголовно-процессуального кодек- са (УПК) стала на путь активизации процессов использования сведений, полученных оперативно-розыскным (негласным) путем, в уголовном процессе. На законодательном уровне закреплены механизмы допроса негласных источников с соблюдением требо- ваний конфиденциальности и безопасности. Так, согласно положениям ч. 2 ст. 256 УПК Украины «Использование результатов негласных следственных (розыскных) действий в доказывании» лица, которые проводили негласные следственные (розыскные) дей- ствия либо были привлечены к их проведению, могут быть допрошены как свидетели. С учетом изложенного целесообразно вынести на обсуждение научного сообщества, уполномоченных прокуроров, осуществляющих надзор за законностью оперативно- розыскных решений, сотрудников оперативных подразделений органов внутренних дел и других заинтересованных лиц вопрос о дополнении Федерального закона от 12 авгу- ста 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» положениями, согласно которым при наличии оснований прокурор вправе вносить представление органу, осу- ществляющему оперативно-розыскную деятельность, о проведении оценки положенной в основу расследования информации с учетом потенциально возможной заинтересо- ванности лица, оказывающего содействие на конфиденциальной основе, в исходе дела. При этом, что особенно важно, наделить прокурора правом при объективной необхо- димости требовать предоставления сведений о личности такого лица без его согласия. Предлагаемая инициатива, даже с учетом всех вышеприведенных доводов, не ис- ключает риски, подпитанные сомнениями в профессионализме уполномоченных про- куроров и их порядочности. Тем не менее, обеспечивая законность и эффективность оперативно-розыскной деятельности, без расширения границ надзорной деятельности уполномоченных прокуроров сегодня не обойтись. На случай необоснованной расшиф- ровки конфидента нужны действенные компенсаторные механизмы, гарантирующие на государственном уровне их своевременную безопасность и реальную финансовую поддержку.
References

1. Lugovik V. F., Lugovich S. M. Pravovoy status operupolnomochennogo pri provedenii operativno-rozysknyh meropriyatiy : monografiya. M., 2018. 156 c

2. Markushin A. G. Operativno-rozysknaya deyatel'nost' : ucheb. i praktikum dlya akadem. bakalavriata. 3-e izd., pererab. i dop. M., 2016. 301 s

3. Ponyatie i klassifikaciya lic, sodeystvuyuschih operativno-rozysknym organam. URL : http://textbook.news/rozyisknaya-deyatelnost-operativno/ponyatie-klassifikatsiya-lits- sodeystvuyuschih-115131.html (data obrascheniya: 24.08.2018)

4. Teoriya operativno-rozysknoy deyatel'nosti : uchebnik / pod red. K. K. Goryainova, V. S. Ovchinskogo, G. K. Sinilova. M., 2007. 832 s

5. Halikov A. N. Operativno-rozysknaya deyatel'nost' : uchebnik. 2-e izd. M., 2017. 324 s

Login or Create
* Forgot password?