PUBLIC DANGER OF AN ACT AS A CRITERION FOR CLASSIFICATION OF OFFENCES
Rubrics: MAN: CRIME AND PUNISHMENT
Authors:
1.
Moskovskiy gosudarstvennyy lingvisticheskiy universitet
Russian Federation
Russian Federation
Type:
Article
Pages:
from 435
to 441
Status:
Published
Received:
05.12.2019
Accepted:
27.12.2019
Published:
27.12.2019
Subject area:
UDK 343.231:342.92
Language:
Russian
Keywords:
public danger, criminalization, decriminalization, penalization, types of punishments, forced labor, restriction of freedom, integration of criminal and administrative legislation, administrative prejudice, criminal offense, violation of traffic rules, state of intoxication
Abstract (English):
The subject of the study in the article is the category of “public danger”, its criteria, their consideration when amending criminal and administrative legislation. Based on the study of doctrinal positions, statistical data and judicial practice, the author critically assesses the dynamics of criminal and administrative legislation on the example of the transformation of norms on administrative and criminal responsibility for violation of traffic rules and operation of vehicles. The changes of Article 15 of the Criminal Code of the Russian Federation, regulating the classification of crimes by categories of public danger, are analyzed. As evidence of the lack of a uniform approach of public danger assessment, the criminallegal significance and features of the legislator’s consideration of certain circumstances (for example, extremist motives associated with political, ideological, racial, national or religious hatred or enmity, as well as hatred or enmity against a social group, and the use of its official position by a person) are given. Special attention is paid to reactivation of criminal legislation, built taking into account the administrative prejudice, the lack of choice justification for their inclusion in the Criminal Code of the Russian Federation. A draft law on consolidation of the concept «criminal offense» is being considered. The author analyzes its legal nature and place in the system of tort legislation, reveals shortcomings of the bill and negative consequences of its introduction into force. On the basis of the study, the conclusion is made about the destruction of the system of criminal legislation associated with the dynamically occurring processes of criminalization (decriminalization), penalization and changes in the punitive component of certain types of punishments. Intersectoral conflicts arising in connection with amendments to the Criminal Code and Administrative Code of the Russian Federation are revealed. The further tendency of administrative and criminal legislation convergence is predicted.
The subject of the study in the article is the category of “public danger”, its criteria, their consideration when amending criminal and administrative legislation. Based on the study of doctrinal positions, statistical data and judicial practice, the author critically assesses the dynamics of criminal and administrative legislation on the example of the transformation of norms on administrative and criminal responsibility for violation of traffic rules and operation of vehicles. The changes of Article 15 of the Criminal Code of the Russian Federation, regulating the classification of crimes by categories of public danger, are analyzed. As evidence of the lack of a uniform approach of public danger assessment, the criminallegal significance and features of the legislator’s consideration of certain circumstances (for example, extremist motives associated with political, ideological, racial, national or religious hatred or enmity, as well as hatred or enmity against a social group, and the use of its official position by a person) are given. Special attention is paid to reactivation of criminal legislation, built taking into account the administrative prejudice, the lack of choice justification for their inclusion in the Criminal Code of the Russian Federation. A draft law on consolidation of the concept «criminal offense» is being considered. The author analyzes its legal nature and place in the system of tort legislation, reveals shortcomings of the bill and negative consequences of its introduction into force. On the basis of the study, the conclusion is made about the destruction of the system of criminal legislation associated with the dynamically occurring processes of criminalization (decriminalization), penalization and changes in the punitive component of certain types of punishments. Intersectoral conflicts arising in connection with amendments to the Criminal Code and Administrative Code of the Russian Federation are revealed. The further tendency of administrative and criminal legislation convergence is predicted.
Keywords:
public danger, criminalization, decriminalization, penalization, types of punishments, forced labor, restriction of freedom, integration of criminal and administrative legislation, administrative prejudice, criminal offense, violation of traffic rules, state of intoxication
public danger, criminalization, decriminalization, penalization, types of punishments, forced labor, restriction of freedom, integration of criminal and administrative legislation, administrative prejudice, criminal offense, violation of traffic rules, state of intoxication
Уголовная политика последнего десятилетия демонстрирует устойчивую тенденцию к интеграции уголовного и административного законодательства. Отношение к этому специ- алистов различно и даже диаметрально противоположно. Большинство исследователей этой проблемы склоняются к необходимости обособления этих отраслей и проведению четких границ между ними. Обоснование разграничения уголовного и административного права находится в сфере понятийных различий правонарушения и преступления. Никто не оспаривает их соотношения как целого и части (в данном случае дисциплинарные и гражданско-правовые правонарушения во внимание не принимаются). Однако какую долю составляет (должно составлять) в нем преступление - вопрос, решаемый неоднозначно. Следуя формальному признаку, объем преступного определяется содержанием Уголов- ного кодекса Российской Федерации (УК РФ). Административное законодательство, со- стоящее как из Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (КоАП РФ), так и из других источников федерального и регионального уровня, неизмери- мо больше и разнообразнее. Граница между ними весьма подвижна и нестабильна. Ее определение - прерогатива федерального законодателя. Понятия преступления и административного правонарушения во многом схожи и со- держат одинаковые признаки: противоправность (уголовная или административная), виновность, наказуемость. Материальный признак - общественная опасность - присут- ствует в определении преступления (ч. 1 ст. 14 УК РФ), но не упоминается в КоАП РФ (ч. 1 ст. 2.1). На этом основании ранее превалировала точка зрения об отсутствии при- знака общественной опасности у административного правонарушения, речь шла о его общественной вредности. Хотя общепризнанного качественного отличия у данных поня- тий нет, а лингвистическое толкование весьма условно и субъективно. Эта позиция име- ла достаточно реальные объяснения, связанные с меньшей вредоносностью названных деяний и менее строгой их наказуемостью. В настоящее время сторонников этой позиции гораздо меньше. Большинство административистов справедливо настаивают на наличии общественной опасности как признака административных правонарушений [6]. КоАП РФ не только стремительно увеличивается в объеме, но и проявляет явную тенденцию к усилению наказуемости. Только за восемь месяцев 2019 г. усилена админи- стративная ответственность по десяти составам. За этот же период появилось двадцать новых административных правонарушений. Суть современной превалирующей точки зрения сводится к тому, что «вне зависимости от того, какой нормой права урегулировано деликтное правоотношение, как раз сам деликт несет в себе общественную опасность, различаемую лишь по характеру и степени общественной опасности» [3]. В связи с этим НАУЧНЫЙ ФОРУМ 437 возникает вопрос о критериях общественной опасности. Классический подход к этому понятию позволяет считать ее объективной категорией, складывающейся из таких кри- минообразующих компонентов, как: общественно опасные последствия (вред, ущерб); форма вины, способ деяния (насилие, обман, использование служебного положения, групповое совершение), мотив и цель, специальный субъект [7; 8, с. 178]. Часть этих признаков является составообразующими, влияющими на определение состава престу- пления как привилегированного или квалифицированного. Остальные устанавливаются в процессе привлечения к ответственности конкретных виновных. Учет этих критериев необходим, прежде всего, законодателю при принятии решения о криминализации / де- криминализации деяний, об установлении обоснованных санкций, выделении квалифи- цирующих признаков. Цель законотворческого процесса в идеале - познание общественной опасности, объективно существующей на данный момент, и закрепление ее оценки в законодатель- стве путем формулирования состава преступления (или иного правонарушения) и кон- струирования санкции за него. Однако четкого алгоритма, законодательного механизма выбора видов и размеров наказания в принципе не существует. Попыткам разработки каких-либо закономерностей и правил криминализации посвящено много публикаций [1, 2, 9], но они законодателем не учитываются. Доказательство этому - многочисленные изменения деликтного законодательства, касающиеся и криминализации, и пенализации, нередко хаотичные, противоречащие друг другу, нарушающие системность нормативного акта. Примеров тому множество: развал промышленности в 1990-е годы привел к отказу от условного осуждения с обязательным привлечением к труду, по УК РФ 1996 г. эта мера была переименована в ограничение свободы, но до 2010 г. это наказание не действова- ло, после чего возродилось в абсолютно другой редакции, не имеющей ничего общего с первоначально предусмотренной этой статьей УК РФ. В конце 2011 г. появилось но- вое для России наказание - принудительные работы, которое стало применяться лишь с 1 января 2017 г., когда открылись первые четыре исправительных центра, начавшие принимать осужденных к принудительным работам, прообразом которого и было услов- ное осуждение с обязательным привлечением к труду. Между тем ограничение свободы, по сути, свелось к домашнему аресту, чья каратель- ная сущность неизмеримо меньше, чем в первоначальной редакции УК РФ 1996 г. Это по- влекло за собой искажение иерархии наказаний, последовательность которых в перечне (ст. 44 УК РФ) задумана как постепенное увеличение строгости от штрафа до смертной казни. Да и штраф до полумиллиарда рублей вряд ли можно теперь назвать самым мяг- ким наказанием. Смертная казнь как вид наказания по сей день остается в УК РФ, но не применяется согласно вердикту Конституционного Суда РФ, чей запрет на назначение и применение смертной казни не вполне отвечает его компетенции. Отсутствие каких-либо правил и границ в процессе внесения изменений в законода- тельство отразилось и на одной из ключевых статей Общей части УК РФ - ст. 15, преду- сматривающей классификацию преступлений по категориям. В первоначальной редак- ции Кодекса все преступления подразделялись на четыре категории по тяжести. При этом учитывался единственный объективный критерий - форма вины. Наказуемость же отражала представление законодателя о характере и степени общественной опасности опосредованно через назначенную максимальную санкцию (соответственно по категори- ям: до двух, пяти, десяти и свыше десяти лет лишения свободы). При этом неосторожные деяния могли быть только небольшой или средней тяжести. Каким образом должны учитываться иные качественные и количественные составляющие общественной опасности, законом не предусматривается. Вносимые в 2011 г. изменения в ст. 15 УК РФ коснулись перераспределения преступле- ний между категориями небольшой и средней тяжести, к первым были отнесены деяния с максимальным сроком до 3 лет лишения свободы. Этим же законом суду было предо- ставлено право понижать на одну ступень категорию тяжести при отсутствии отягчающих обстоятельств и наличии смягчающих, а также при определенных границах назначенно- го этим же судом наказания. Презюмируется, что суд таким образом добавит учет иных критериев общественной опасности, проявляющихся в конкретных уголовных делах. Кроме того, исключение из многих санкций нижних границ лишения свободы практиче- ски ничем судью не ограничивает, когда за одно и то же деяние можно законно назначить от 2 месяцев до 15 лет лишения свободы. Большинством юристов это оценивается как коррупциогенная мера, которая «не отвечает в полной мере требованиям системности уголовного права» [5, с. 46]. Федеральный закон от 17 июня 2019 г. № 146-ФЗ выделил среди преступлений, совер- шенных по неосторожности, еще одну категорию - тяжкие преступления, которые нака- зываются лишением свободы сроком свыше десяти до пятнадцати лет. В ст. 15 УК РФ ничего не сказано об объекте посягательства, тяжести последствий, способе деяния, его мотивах и целях, смягчающих или отягчающих обстоятельствах. Отображение их в статьях Особенной части УК РФ никакой логической системы не име- ет. Например, совокупность мотивов, объединяемых под термином «экстремистские» (по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой- либо социальной группы), в преступлениях экстремистской направленности и хулиганстве является составообразующим признаком, в преступлениях против жизни и здоровья, а также в вандализме, надругательстве над телами умерших и местами их захоронения - квалифицирующим, в вовлечении несовершеннолетнего в совершение преступления - особо квалифицирующим, в остальных преступлениях учитывается как обстоятельство, отягчающее наказание. Такой часто упоминаемый признак, как «совершенное лицом с использованием слу- жебного положения», кроме преступлений, где должностное лицо является специальным субъектом, двадцать девять раз употреблен как квалифицирующий, двадцать восемь раз - как особо квалифицирующий и также может быть отягчающим. Как именно подобные об- стоятельства влияют на конструкцию санкций - неясно. Влияние уголовной политики на оценку общественной опасности ярко проявляется на примере статьи о нарушениях правил дорожного движения. В редакции 1996 г. оно счи- талось преступлением при наступлении не только смерти человека или причинения ему тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, но и крупного ущерба. Далее эта норма последовательно частично декриминализировалась. Через два года это преступление с последствиями в виде материального ущерба было переведено в разряд администра- тивных правонарушений, а еще через пять лет уголовно наказуемыми оказались лишь деяния, повлекшие за собой тяжкий вред здоровью человека, смерть человека или не- скольких лиц. В дальнейшем наблюдается процесс ужесточения ответственности за нарушение правил дорожного движения, что объясняется переоценкой общественной опасности совершения преступлений в состоянии опьянения. Норма о наказуемости управления автомобилем в нетрезвом состоянии была исключена из УК РСФСР в 1992 г. (в УК РСФСР 1960 г. совершение преступления лицом, находящимся в состоянии опьянения, было в числе обстоятельств, отягчающих ответственность. Законодатель в ст. 39 УК РСФСР давал суду право в зависимости от характера преступления не признать это обстоятельство отягчающим ответственность. Если в первоначальной редакции Кодекса оно согласно ст. 23 УК РФ считалось не влияющим на ответственность, то в соответствии с Федеральным законом от 21 октября 2013 г. № 270-ФЗ по решению судьи состояние опья- нения может быть признано отягчающим наказание обстоятельством). Кроме того, в 2009 г. в ст. 264 УК РФ были добавлены части 2, 4 и 6 с квалифицирующим обстоятельством «совершено лицом, находящимся в состоянии опьянения», которые в 2019 г. снабжены уточнением, исключающим возможность такому водителю скрыть свое состояние опья- нения - «сопряжено с оставлением места его совершения». В 2014 г. в Кодекс введена статья 264.1 «Нарушение правил дорожного движения лицом, подвергнутым администра- тивному наказанию», предусмотревшая уголовную ответственность с административной преюдицией или при наличии судимости. Специалисты справедливо отмечают такое сочетание составообразующих признаков как нехарактерное для техники построения норм Особенной части УК РФ, хотя и не совсем точно отождествляют судимость с ре- цидивом, поскольку последний не распространяется на совершение преступлений по неосторожности [5, с. 785]. Сама по себе общественная опасность преступлений, связанных с нарушением правил дорожного движения, вряд ли так же изменчива, как ее оценка законодателем. Придание признака общественной опасности административным правонарушениям породило в литературе дифференциацию этого понятия на криминальную и администра- тивную общественную опасность, но не внесло ясности в их содержание. Наличие норм с административной преюдицией и тенденция к их расширению только сблизили эти по- нятия. В первоначальной редакции УК РФ 1996 г. не содержал таких норм. В 2009 г. Президент РФ Д. А. Медведев в послании Федеральному Собранию Россий- ской Федерации призвал к реанимированию административной преюдиции в уголовном праве с целью либерализации и гуманизации уголовного законодательства на основе принципов неотвратимости, справедливости и соразмерности наказания, а также сокра- щения числа осужденных к лишению свободы за действия, не представляющие повышен- ной опасности для общества. Первоначально было сформулировано 12 таких составов, однако законопроект был отклонен. В 2015 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации внес в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проекты федеральных законов по вопросам совершенствования оснований и порядка освобождения от уголовной ответ- ственности. В них была предусмотрена декриминализация ряда уголовно наказуемых деяний с введением аналогичных административно наказуемых. Наибольший резонанс вызвали предложения о частичной декриминализации побоев (ч. 1 ст. 116 УК РФ) и угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ч. 1 ст. 119 УК РФ). К настоящему времени административная преюдиция предусмотрена в четырнадца- ти составах Особенной части УК РФ и в трех - речь идет о неоднократности совершения как условия привлечения к уголовной ответственности (данные по состоянию на 1 октя- бря 2019 г.), в том числе это ст. 116.1 УК РФ «Нанесение побоев лицом, подвергнутым ад- министративному наказанию». Декриминализация ст. 119 УК РФ «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью» была отклонена законодателем. В пояснительных записках к проектам по введению составов с административной преюдицией нет объяс- нения внимания к этим составам, что показывает их произвольный выбор без научного или практического обоснования их перечня. 440 НАУЧНЫЙ ФОРУМ Сомнения специалистов относительно декриминализации некоторых составов, в частности побоев, аргументируются тем, что в административном праве отсутствуют ин- ституты соучастия, неоконченного преступления, исключена возможность проведения оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий. Сторонники новации (административной преюдиции для побоев) приводят аргумен- ты об упрощенном привлечении к ответственности. Если в 2015-2016 гг. к уголовной от- ветственности за побои привлекалось около 22 тыс. лиц ежегодно, то в 2017 г. общее ко- личество привлеченных по административной и уголовной ответственности составило 113 702 чел., а в 2018 г. - 121 838 чел., причем из них к уголовной ответственности привле- чено всего 373 и 1146 чел. соответственно. Таким образом, административная наказуе- мость не только практически полностью заменила уголовную, но и превысила ее более чем в 5 раз, что, несомненно, свидетельствует в пользу реализации принципа неотвра- тимости ответственности, пусть и административной, тем более что наказуемость таких побоев по меркам административного права достаточно суровая - административный штраф в размере от пяти тысяч до тридцати тысяч рублей, либо административный арест на срок от десяти до пятнадцати суток, либо обязательные работы на срок от шестиде- сяти до ста двадцати часов. Еще один тесно примыкающий к обсуждаемой проблеме вопрос касается возмож- ного введения в юридический оборот термина «уголовный проступок». Анализ дефи- ниции приводит правоведов к практически единодушному выводу о том, что уголовный проступок будет промежуточным звеном между административным правонарушением и преступлением, займет место категории преступлений с наименьшей общественной опасностью. Принятие законопроекта, по сути, разделит на две части категорию престу- плений небольшой тяжести. Элементы гуманизации в этом нововведении это: снижение продолжительности и размеров иных мер уголовно-правового характера по сравнению с наказанием и отсутствие судимости в случае успешного отбытия такой меры, в то время как сейчас судимость погашается по истечении одного года после окончания наказания. Такие же последствия для виновного может повлечь за собой впервые совершенное преступление небольшой или средней тяжести, если лицо возместило ущерб или иным образом загладило причиненный преступлением вред. В данном случае речь идет не об обязанности, а о возможности суда освободить лицо от ответственности с применением иной меры уголовно-правового характера. Современный тренд уголовной политики и су- дебной практики направлен на сокращение лишения свободы за преступления небольшой и средней тяжести. В настоящее время подавляющее большинство осужденных (75,6 %) относятся к этой категории (по данным за январь - август 2019 г.). Не исключены так- же трансформация тяжкого преступления в категорию средней тяжести в соответствии с ч. 6 ст. 15 УК РФ и освобождение от уголовной ответственности с применением иной меры уголовно-правового характера. Это приведет к значительному сокращению числа лиц, отбывающих лишение свободы, так как согласно статистическим сведениям Су- дебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации за 2018 г. 81 % - это осужденные на срок до 5 лет. Содержание споров о правовой природе проступка сводится к разным позициям о том, к чему он ближе - к преступлению или административному деликту. «Конкурентами» в иерархии деликтов являются преступления с административной преюдицией. Неясна также граница с малозначительными деяниями, которые упоминаются как в УК РФ, так и в КоАП РФ. При этом определения малозначительности в КоАП РФ не содержится. Если совершение преступления служит основанием для привлечения лица к уголов- ной ответственности, то уголовный проступок предусматривает освобождение от нее. В связи с этим М. А. Кауфман справедливо отмечает: «Чтобы сам факт совершения пре- ступления, пусть и впервые, ложился в основу принятия решения об освобождении - это нонсенс» [4, с. 352]. Однако, по мысли законодателя, освобождение от ответственности связывается с мерами уголовно-правового характера, представляющими собой умень- шенные по размерам и срокам наказания. Карательное воздействие таких мер гораздо ближе к наказанию, чем к освобождению от него, а тем более - к освобождению от от- ветственности. Отсутствие ощутимых критериев разграничения общественной опасности приводит специалистов к различным и даже противоположным выводам. Высказываются различные мнения, касающиеся как необходимости более четкого разграничения уголов- ной и административной ответственности, так и их сближения. Можно по-разному относиться к решению этой проблемы, но в реальности приводи- мые аргументы доказывают, что происходит процесс межотраслевой интеграции публич- ных деликтных отраслей, который в перспективе может привести к образованию единой отрасли законодательства.
1. Antonov A. D. Teoreticheskie osnovy kriminalizacii // Chernye dyry v Rossiyskom zakonodatel'stve. 2002. № 2. URL : http://www.k-press.ru/bh/2002/2/rantonov/rantonov.asp (data obrascheniya: 20.03.2019)
2. Dyad'kin D. S. Teoretiko-metodologicheskie osnovy naznacheniya ugolovnogo nakazaniya : avtoref. … dis. d-ra yurid. nauk. M., 2009. 46 s
3. Karlov V. P. Material'nyy priznak obschestvennoy opasnosti kak kriteriy razlicheniya prestupleniya i administrativnogo narusheniya (soderzhatel'nyy i semanticheskiy analiz) // Vestnik Volzhskogo universiteta imeni V. N. Tatischeva. 2014. № 1(80). S. 59-63
4. Kaufman M. A. Ugolovnyy prostupok: process identifikacii prodolzhaetsya // Ugolovnoe pravo: strategiya razvitiya v HHI veke : materialy XVI Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. M. : RG-Press, 2019. S. 347-353
5. Kommentariy k Ugolovnomu kodeksu Rossiyskoy Federacii (nauchno-prakticheskiy, postateynyy) / pod red. S. V. D'yakova, N. G. Kadnikova. M. : Yurisprudenciya, 2016. 1040 s
6. Lipinskiy D. A., Musatkina A. A. Obschestvennaya opasnost' pravonarusheniya v nauchnyh i zakonodatel'nyh opredeleniyah Rossii i zarubezhnyh stran // Voprosy bezopasnosti. 2015. № 3. S. 24-44. DOI :https://doi.org/10.7256/2409-7543.2015.3.15941
7. Lopashenko N. A. Mezhotraslevaya differenciaciya: model' kriteriev, uchityvaemyh pri kriminalizacii deyaniy // Izvestiya Yugo-Zapadnogo gosudarstvennogo universiteta. Ser.: Istoriya i pravo. 2018. T. 8. № 4(29). S 131-136
8. Ugolovnoe pravo Rossiyskoy Federacii. Obschaya chast' : ucheb. dlya vuzov / pod red. V. S. Komissarova, N. E. Krylovoy, I. M. Tyazhkovoy. M. : Statut, 2012. 879 s
9. Chemerinskiy K. V. Obschestvennaya opasnost' kak kategoriya ugolovnogo prava // Vestnik Volzhskogo universiteta imeni V. N. Tatischeva. 2014. № 1(80). S. 99-104
10. Antonov, A. D. 2002, ‘Theoretical basis of criminalization’, Black holes in Russian legislation, iss 2, viewed 20 March 2019, http://www.k-press.ru/bh/2002/2/rantonov/rantonov. asp
11. Dyad’kin, D. S. 2009, Theoretical and methodological basis of criminal punishment: PhD thesis (Law), Moscow
12. Karlov, V. P. 2014, ‘Material sign of public danger as a criterion for distinguishing crime and administrative violation (content and semantic analysis)’, Bulletin of the Volga University named after V. N Tatishchev, iss. 1(80), pp. 59-63
13. Kaufman, M. A. 2019, ‘Criminal offence: the process of identification continues’, in Criminal law: development strategy in the XXI century: proceedings of the XVI International Scientific and Practical Conference, pp. 347-353, RG-Press Publ., Moscow
14. D’yakov, S. V. & Kadnikov, N. G. (eds) 2016, Commentary to the Criminal code of the Russian Federation (scientific and practical, articleby-article), Jurisprudence Publ., Moscow
15. Lipinskiy, D. A. & Musatkina, A. A. 2015, ‘Public danger of offense in scientific and legislative definitions of Russia and foreign countries’, Security concerns, iss. 3, pp. 24-44, doi :https://doi.org/10.7256/2409-7543.2015.3.15941
16. Lopashenko, N. A. 2018, ‘Inter-sectoral differentiation: a model of the criteria taken into account in criminalization of acts’, Proceedings of Southwestern State University. Series. History and law, vol. 8, iss. 4(29), pp 131-136
17. Komissarov, V. S., Krylova, N. E. & Tyazhkovoy, I. M. 2012, Criminal law of the Russian Federation. General part, Statut Publ., Moscow
18. Chemerinskiy, K. V. 2014, ‘Public danger as a category of criminal law’, Bulletin of the Volga University named after V. N Tatishchev, iss. 1(80), pp. 99-104
